(no subject)

Начиналось всегда интересно. Выезжали ещё затемно. Вокруг были незнакомые взрослые лица и непонятные взрослые разговоры. Ружья и патроны. Запах кожи, пороха и оружейного масла - особый мужской запах. Стреляные гильзы. Бумажные, жёлтые, с нарисованной летящей уткой. Пластмассовые, некрасивые и бесполезные. Самые ценные - золотистые, латунные. Грохот выстрела был похож на удар - в ушах звенело секунд 10-15. Картечь выкашивала кусты, как комбайн, валила тонкие деревца. В этом была мощь. Но не было меткости. Нужно было срочно выяснить, кто круче, кто точнее. И цель находили. Сначала чья-то куртка-толстовка становилась курткой-кобейнкой (см.Курт Кобейн). Потом очередной номинант на звание "бывалый охотник" доставал со сковородки тушку жареной перепёлки, взмахивал ея крылами, разбрызгивая жир, изображая стремительную лёгкость полёта. После фразы: "Не, а ты в эту падлу попади!" перепёлки поочерёдно отправлялись в свой последний полёт под вой картечи. Без закуски компания пьянела ещё быстрее. Детскому уму было непонятно почему эти взрослые, солидные дяди Васи, Пети, Гриши в ласковых летних сумерках мутируют в пучеглазых, мычащих, ревущих чудищ. Луч фонаря пересекала гротескная тень хорошо знакомого тебе дяди Саши - сейчас он полз в кусты на четвереньках, накрытый рыбацкой лодкой, как черепаха панцирем. Время от времени голод брал своё и ты нырял в эту вакханалию в поисках пропитания. Тогда каждый из них обязательно гладил тебя по голове жирными руками, заплетающимся языком сообщал, что "А ты - молодец!" и морщил лоб, вспоминая, кто ты и откуда взялся. Эти одичавшие взрослые просто пугали, и ты скорее уходил в темноту, к ручью с такой холодной водой, что от неё ломило зубы. И оттуда, с берега наблюдал как над освещённым столом вьётся сигаретный дым, крики и комары.
Часам к двум ночи охота переходила в активную фазу. Для этого нужны мотоциклы. Экипаж каждого мотоцикла был такой: водитель (очень пьяный), бортстрелок (ещё пьянее, сидит в коляске) и "человек, которого потеряют" (бессознательное тело, которое усаживают за водителем). В процессе охоты тело падает с мотоцикла и возвращается к людям только на рассвете. Несётесь. Стрёмно. В луче фары долго мелькают тропинки, деревья, кочки и вдруг - заяц. Ослеплённый, он неподвижно сидит на бугорке. Беззащитный и несчастный, как потерявшийся ребёнок. "Стреляй!" - выстрел - мимо. Ещё выстрел. От грохота дрожит лес. Над заячьими ушами - свежепрорубленная просека, пол-леса нашпиговано дробью. Заяц жив-здоров, сам не верит своему счастью. Эхо выстрелов гаснет за горизонтом, пугая всех лесных тварей. Дрожащие руки зверобоя пытаются перезарядить дробовик. Пауза затягивается. И тогда водитель вершит гениальный тактический ход - гасит фару, чтобы ненароком не потревожить недобитое животное. И шёпотом (ШЁПОТОМ!!!): "Тихо ты, не лязгай, а то уйдёт!". Свет! Занавес! Зрители замирают... Зайца нет. "Говорил тебе - тише, таки вспугнули!"