СКОРОСТЬ ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЯ
Jul. 2nd, 2013 04:27 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
miunhgauzenВой двигателей.
Серые плиты аэродрома мелькают под фюзеляжем. Толчки шасси о бетонку сменяются ровной дрожью всего самолёта
- Время, фары. Взлетаем. Рубеж - 190. Номинал!
- На номинальном! Скорость растёт. Параметры в норме
- Скорость 130…
- 150…
- 170…
- 190… Скорость принятия решения. Решение, командир?
СКОРОСТЬ ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЯ
Сергей не боялся высоты. Он вырос возле отвесных стен гранитного карьера (пока это был единственный карьерный рост в его жизни). И когда предложили: «Хочешь прыгнуть с парашютом?» не сомневался ни секунды. С ним просто не могло ничего случиться. С кем угодно – только не с ним! Ведь вся эта жизнь – про него. И вот, линия жизни на руке – длинная. Значит – жить будет долго. Ну, вот, длинная же! А прыжок это - событие, это – настоящее!
Их набралось с десяток перворазников. Наземная подготовка, тренажёры - всё казалось потрясающим приключением. Они отрабатывали отделение от самолёта, приземление, развороты в подвесной системе, нештатные ситуации. Чувствовали себя невероятно крутыми. Старались громко обсуждать (так, чтобы слышал весь троллейбус) как это опасно – если купол нахлестнет на хвостовое оперение самолёта. А потом наступил миг, когда им бросили под ноги скомканные простыни парашютов. И небрежно процедили сквозь зубы: «У вас час на укладку. Кто не успеет до темноты – завтра не прыгает». И лихое приключение стало проблемой.
Нет, в целом – всё знакомо. Но нюансы… Ищем красную стропу, №14… Купол – гармошкой. Потом – делим его на три части и – в «юбку». Кто-то помнит, что дальше? А ты как делал? А это – точно правильно? Стропы – в газыри. А, нет! Надо проверить, чтобы не было перехлёстов. Вроде не было… Или были? Контрим двухконтурный замок. Укладываем вытяжной парашют. Тоже контрим. А как? Ниткой или верёвкой? И спросить-то не у кого. Инструкторы вьются только вокруг симпатичных девчонок.
Накрапывал дождь. Быстро темнело
- Неправильно! На переукладку! Всё с начала! И быстрее! У тебя 20 минут!
- А хоть запаски нам инструкторы укладывают?
- Нет, такие же идиоты, как вы!
От того, что всё происходило так просто, буднично, Сергей перестал чувствовать себя Главным Героем. Теперь он ощущал реальную опасность. Вообще он не боялся, он боялся в частности. Пугали детали, подробности. Завтра он вышагнет из самолёта с ЭТИМ парашютом. И ЭТОТ парашют либо раскроется, либо – нет. Парашют вообще – обязательно открывался (их для этого и делают), но вот завтра утром… конкретный ЕГО парашют… Номер 118… С выгоревшим ранцем… Уложенный впопыхах…
Отказаться? Или прыгнуть? Весело, заманчиво… Но надо ли? Или отложить? Потренироваться. Куда спешить?
Ночь была тёплой, как выдох. Пропитанная сиренью. Рисковать не хотелось. Совсем. Но упускать такую возможность… И Сергей решил – завтра он прыгнет.
* * *
Утром сердце колотилось под самым кадыком. От страха? Нет, от возбуждения.
Три щелчка – застёгнута подвесная система. На спине – тяжёлый парашютный ранец, на животе выпирает подушкой запаска. Их восьмёрка новичков только что прошла предстартовый осмотр. Столпились, нервно вертят головами, похожие на стайку беременных сурикатов.
К ним подошёл спортсмен-второгодник - Летучий Засранец. Дохнул горячим кисляком перегара: «Зря вы, салаги, камуфляж напялили. Трупы потом в траве хрен найдёшь. А вот шлемы – это правильно. А то мы задолбались мозги по всей взлётке собирать…» Засранец получил кличку за то, что приземляясь в поле, нырнул в гору навоза. Физически отмылся, а вот морально – уже никогда.
Чёрное жерло люка в самолётном борту загромождало монументальное величие выпускающего инструктора – это ВиктОр. Говорят, что робких прыгунов он вгоняет коленом в люк, как бильярдные шары в лузу. Придаёт импульс и вектор.
Помощники выпускающего – Женька и Галчонок. Сосредоточенные, насупленные. Они перешагнут порог последними, когда самолёт наберёт 4000 метров высоты. У них сегодня затяжной прыжок, который надо продумать во всех деталях.
Сергей тоже много раз представлял себе свой выход в атмосферу. И не угадал. Он мечтал твёрдой походкой подойти к обрезу люка, образцово оттолкнуться правой ногой и…
Их болтало в самолёте, как глистов в игривом кенгуру. А картинка снаружи была вовсе не похожа на Google Earth, или на парение в облаках. Твердь оказалась слишком близкой. Можно было отчётливо разглядеть внизу каждое деревце, шахматную доску огородов. Это всё путало. Шагать наружу было нелепо, как выходить в окно пятого этажа. Стало ясно, что он сейчас не вылетит из самолёта В ВОЗДУХ, а спрыгнет на ЭТУ ЗЕМЛЮ. С большой высоты. И спинной мозг приказал: «Стоп! Нельзя! Высоко!» А головной мозг ответил: «Ты с парашютом» А спинной: «Что это? Бросьте эти модные штучки! Я всю жизнь высоту на глаз меряю, вы меня учить будете? Сюда нельзя! Ищите лестницу!» Сергей почувствовал – он не сможет шагнуть. Ноги не послушаются.
Кукурузник лёг на боевой курс. Сейчас последний раз рявкнет сирена, рука выпускающего хлопнет по плечу. Отказываться поздно! И Сергей разозлился. На себя, на свой страх. Решил: как только услышит команду выпускающего – сразу, как дурной, сиганёт вперёд. И только потом начнёт бояться. Мозг трепыхнулся и выключился. Сознание заволокло липким пьяным туманом. Всё стало, будто во сне.
Он не помнил, как выходил в люк, но в память опять врезалась дикая, нелепая деталь – его ботинки. Синие. Болтающиеся на высоте тысячи метров над землёй. Всё время, пока парашют раскрывался, он только на них и смотрел. Его ноги, ботинки, а под ними – пустота. Эта странность – очень много НИЧЕГО под ботинками – стала самым ярким впечатлением от прыжка.
Он падал и спал. Вдруг мозг взорвала мысль: «Кольцо!» Поздно. Трос выскользнул слишком легко – автоматика самостоятельно отсчитала положенные три секунды и открыла парашют. Шелест. Хлопок. Звон строп, натянувшихся, как гитарные струны. А над головой тугой белый парус закрывает полнеба.
И тишина. Абсолютная. До звона в ушах.
Сергей боялся пошевелиться – тонкая лента подвесной системы стала единственной точкой опоры для его задницы. А под ней – без малого километр. Чихнуть страшно!
От удара о землю клацнули зубы. Он упал в запечённую на солнце полынь. Счастливый. Вольный. Аэродромное поле было таким… прочным, надёжным, испытанным. А небо? Сергей запрокинул голову… Расплавленная, выгоревшая синева. Неподвижные растрёпанные пушинки облаков. Под ними крутится на ветру разноцветный носовой платок… Парашют? Беспомощная тряпка на ветру. Без человека. А от ангаров по полю прыгала санитарная машина.
* * *
Женя лежал на упругом ревущем потоке воздуха. Обнимал руками полную охапку пульсирующего неба. Весело!!! Щёки сдувало на затылок. Чуть разомкнул губы – набило полный рот ветра. Лихой падёж! Женя становился сильнее, ловчее, быстрее всякий раз, когда вот так рассекал телом встречный ураган. Ему не нужны были зрители, чужой восторг. Он просто знал – это его Дело. Он родился, чтобы так падать. Летать вниз. Всё, что было до и после, на земле, было уже не о нём и не для него. Настоящее втискивалось в эти короткие сквозные секунды.
Краем глаза косился на высотомер. 1400… 1200… 1000… Пора, пожалуй. Или ещё чуть-чуть? Решил – откроюсь сразу после Галчонка. Сверху отчётливо видно её узкую спину, острые плечи…парашют…и… что это за яркая тряпка? Твою налево!!! Это же медуза! Вытяжной! Зацепился за ранец. У Жени не было времени, чтобы как следует испугаться. Самый дальний уголок мозга понимал: опасно, мало времени. Но додумывать до конца не стал. Он видел перед собой только хрупкое тело Галчонка, которое медленно-медленно догонял. Сам не знал – зачем? Ловить? Прижать к себе? Вдвоём приземляться на его крыле? Надо ещё успеть затормозить, подойти к ней мягко, иначе они столкнутся на скорости под 200 километров… А нету у него времени ни на мягко, ни на аккуратно! Земля обманчиво замедлила свой бег навстречу, замерла на месте. Женя знал – врёт! Сейчас она сиганёт в лицо, одним длинным прыжком проскочит последние сотни метров.
Не смотреть вниз!
Женя чувствовал: всё, что он сейчас делает – ПРАВИЛЬНО. Без всяких «зачем?» И от этой своей правоты действовал, как робот – упрямо, чётко, расчетливо. Мозг работал спокойно, будто думал о ком-то чужом: скорость падения – 50 метров в секунду… Стометровка за два вдоха… Открыться не ниже 300. Значит в запасе – 700 метров. И 14 секунд. Потом… Никакого «потом» для Жени больше не было.
Он подумал о себе только после того, как Галчонок вышла из ступора и открыла запаску. 400 метров… 300…200… Хотел ещё проследить за тем, что её купол нормально наполнится… Но Галчонка резко бросило высоко вверх. Вернее, Галка-то осталась на месте, это он…
Вот зара-а-аза! Низко! Слишком низко!
Женя даже не потянулся к кольцу основного парашюта. Смысла уже не было. Сразу дёрнул запасной – тот меньше, быстрее наполнится. Наверное…Если ещё успеет… Стропы обожгли левую щёку, сбрили кожу. С хрустом трепыхнулось что-то огромное над темечком. Успел! У него даже остались две секунды, чтобы сжаться перед ударом и подумать: «Щаз вмажусь! Ну, и побьюсь же!»
В штатном режиме запаска тормозит падение до 7 метров в секунду – скорость резвого велогонщика. Он падал быстрее.
Снова смог дышать… Смахнул с лица кузнечика… Прохрипел зачем-то: «Дура конченая! Убью нахрен!» Повернул голову к самолётной стоянке… и устало удивился: санитарная машина неслась вовсе не к нему.
* * *
Обдирая пуговицы, ВиктОр втиснулся в люк, щурился вслед улетевшим разникам. Те падали влево и вниз, похожие на семечки одуванчиков. Оживляли пейзаж силуэтами скукожишихся и обосравшихся от страха эмбрионов. Вытяжные парашюты цепко прихватили прыгунов за шкирку – теперь никуда не рыпнутся. Ляпота! Майнают, и вертятся под стабельниками, как червяки на крючке. Быстро уменьшаются. Всё, растворились.
Дело сделано. Захлопнул дверь – в самолётной утробе потемнело. Пристроил полупопие на жёрдочке-сидушке (для каких карликов их ваяли?) Пахло горячим железом. Грохочущий короб десантного отделения рывком задрал пол, как шлюха юбку. Пошли вверх. Уши заложило.
Теперь ждём пока старушка-аннушка выкарабкается на четыре километра. Круг за кругом, вязко, медленно, как часовая стрелка. Спотыкаясь о каждую воздушную яму. Жарко сегодня – движок хрипит, запыхивается. Струйки пота щекочут спину – и ведь не почешешь под парашютом. Высотомер замер на отметке 2800, ВиктОр зачем-то даже постучал по нему ногтем.
Как-то само собой вспомнилось: первый прыжок, учебка воздушно-десантных. Молодые здоровые лоси, которым весь мир по-колено. Первая любовь. У неё был низкий, грудной голос, от которого сердце сбивалось с уставного строевого шага. Потом – внезапная беременность. Когда уже дело шло к расставанию. Надо было принимать какое-то решение, а времени было предельно мало – их перебрасывали в Таджикистан, на афганскую границу… Возможно – и за границу. Родители надавили, заистерили. А он – что? Сэр – джентльмен, даму не бросит. И не бросил.
Не надо было этого делать! И себе жизнь сломал, и ей, и ребёнку…
Не прижилась она у него, как орхидея в заполярье. Он был ей как болгарский язык – не родной, а родственный. И близкий, и ни хрена не понятный. Обоим в тягость была такая семья. Ругались. Тянули, сколько могли. И – всё равно расстались. Только поздно. Когда уже полжизни прошло.
Потом… Он изучал географию по всем гарнизонам страны. Носился, как всполошившаяся птица в луче фонаря. Времени на отношения не было. Дальше – школа милиции. Работа сельским участковым. Укоренился. Раздался вширь. Одним махом постарел. Теперь он возбуждал не женщин, а уголовные дела.
Серево будней неожиданно раскрасил аэроклуб. Он был нужен этим балбесам. Вообще вся аэродромная жизнь теперь держалась на нём. А ему – не в тягость. Наоборот, ВиктОр лет на десять молодел здесь. Как-будто его …
Две сирены. Пора!
Второй звонок, блин! Представление начинается!
- Ну, что, падшие души? Метнёмся навстречу ветру? Сейчас, салаги, дедушка Витя покажет вам, как надо прыгать!
Одна сирена!
Первая четвёрка, с мешками, тряпками – на выход!
Спортсмены по одному проходят обрез люка, ложатся в поток, набегающий от винта. Их тут же сдувает назад. ФУХ! И – никого. Картина пустого неба в алюминиевой рамке.
Теперь – они. В душе дурная детская радость.
И-и-и… ПОШЛИ-И-И!!!
ВиктОр отчётливо видел всю чехарду, которую устроили Женька с Галчонком. Рявкнул, будто они могли его слышать: «Куда?! Куда ты лезешь, придурок?!! Чем ты ей поможешь? Хочешь трупы удвоить? Коза, проснись! Запаску дёргай! Пора!» Ну! Ну-у!!! НУ-У-У!!!! Успеют? Парашюты вышли из ранцев… Плеснулись белыми кишками… Вспучились, надулись… Есть!
И тут он увидел такое, от чего сжались челюсти, захрустели зубы – внизу какой-то кретин произвёл отцепку основного парашюта… На предельно малой высоте… Крыло закрутило на ветру змеем, ярким лоскутом. Прыгун закувыркался, чёрной точкой ушёл к земле. Как-то спокойно подумалось: «Теперь точно не успеет».
Всё. Хана! Всмятку.
* * *
Таки, вчера они реально укушались! Пришлось шифроваться от ВиктОра. Зато вечер удался. Хех, он показал тёлкам свою фирменную фишку: облил сосиски спиртом и поджёг. РомантИк, мля! Славно было, уютно. Расходиться не хотелось вовсе. Досиделись до четырёх часов утра. А подъём в семь. Звиздец! Ну, нафига так? Теперь весь день вырубает. Глаза слезятся на солнце, тянет прикрыть их на секунду. И – всё. Уже не откроешь. Сразу засыпаешь. И во рту – будто кошки насрали… Ведь знал же, знал – утром будет хреново! Почему не ушёл пораньше? Из-за баб? Да ладно! Бабы Засранца и так любили, как дурные. Особенно если посиделки, гитара, костерочек. Он был душёй любой компании. А бабьё – они душевные, они тянутся к таким как он. Не! Бабы ему вчера нужны были только как зрители, ради внимания. Вообще, когда на него смотрят – он крепчает, смелым становится. Если бы на него здесь не глядели так девки-перворазницы, не млели от его шуточек-смехуёчков – хрена бы он тут прыгал. Страшно же, сцуко! А так, смотрят – и он пьянеет, поднимает хвост. Бабы видят в нём героя, Засранца-Победоносца, и он сам начинает в это верить. Чует свою неуязвимость. Жаждет причинять добро всему миру. Хочет сразу мчаться, спасать кого-то… Но так, чтобы у всех на виду! Чтобы как в кино!
Голова запрокинулась назад, и он рывком проснулся. Перворазники уже вышли – дофига же он проспал.
Они с Женькой и Галчонком прыгали в первом заходе на точку. Нехотя побрёл к двери. Засранец тут был один из многих, здесь никто не млел от его показной лихости. Что не доставляло. Даже раздражало. Хотелось поскорее свалить от этих угрюмых морд. К девкам, к свету.
С нетерпением ждал высоты раскрытия. ВиктОр убьёт за преждевременное прекращение упражнения. А если парашют подхватит термиком, и затащит воздушного туриста за пределы поля – убьёт дважды. С особым цинизмом. И, сука, перед всем строем! Вот, что стрёмно!
Раскрылся. Потянул клеванты. Левая туже идёт. Как-то его раком несёт… Что-то неправильно. Хрен пойми – что… Только тогда он поднял голову…
Перехлёст, вот что! Сонливость упала в холодный живот, глаза широко раскрылись. Стропы петлёй накинуло на крыло и давит его, ломает форму. А запаску – нифига не задействуешь. Спортивный парашют, мать его! Тут длина строп у основного и у запаски одинаковая – обовьются и погасят друг друга. Надо дёргать отцепку. Избавляться от крыла. Которое уже раскрылось. Худо-бедно, но раскрылось. И тогда снова будет свободное падение. И неизвестность. Лотерея – второй запаски-то у него нет.
Засранец поёжился.
Может – как-нибудь так сойдёт? Площадь крыла, вроде, немаленькая осталась… Ну, только управляться не получится, приземлится как на нейтральном куполе. Кстати, а куда? Ага, чудненько, несёт в деревья. Представилось: он со всего маху натыкается животом на ветку и висит, корчится как жук на булавке.
Поколебался ещё минуту – может пронесёт? Да, и низко уже, поздняк трепыхаться.
Блин, да пока я думал, уже бы успел и раскрыться!
И наверняка всю эту перепихню неэстетичную увидит Лизка из первогодников… А он с хрустом повиснет на дереве, будет мотылять ногами, пока его не снимут. Позорище!
И Засранец потянулся к левому плечу, нащупал мягкий хват отцепки.
И только когда в ушах снова засвистело, вспомнил, что не посмотрел на высотомер.
Купол уже вышел, начал наполняться, когда он понял, что отчётливо видит на земле каждую травинку. А с какого фига? Высоко же ещё! Реально высоко! Оп-па! Да он не выше, чем крыша дома! Ему не хватило секунды две-три. Руки стали ватные. Он уже ничего не делал – просто смотрел, как к лицу приближается жёлтая глинистая дорожка.
- Не может быть!!!
Короткий глухой удар.
Корова на поле нервно фыркнула, обернулась на звук. Сглотнула недожёваный жмых и промычала: Му-у-у-удак!!!
* * *
Все носились взвинченные. У каждого спортсмена разом нашлось дело, а перворазники просто не знали в какой угол приткнуться, чтобы не путаться под ногами. Они чувствовали себя здесь явно лишними. Но уйти просто так, когда случилась беда, было ещё неправильнее.
Санитарная машина с врачом и аэродромным начальством умчалась в город – это было в два раза быстрее, чем вызывать сюда скорую. У Засранца (которого, кстати, звали Гена) было распухшее, перекошенное лицо и неестественно вывернутые руки. Его спасло только то, что запаска всё-таки начала наполняться и притормозила падение.
Сергей наконец-то нашёл свой якорь в этом бурлении перепуганных людей. Возле ангаров сидел Женька с криво-косо забинтованной головой и жевал батон с сарделькой, используя вместо стола раскрытый ноутбук.
- Ты чего такой спокойный?
- А я что могу сделать? Как эти дурни - метаться и орать? Успокаивать себя иллюзией действа? Они же сейчас тоже на толпу играют, как Засранец любил… любит. Хотят чувствовать себя в центре событий.
- Тебе, что, совсем наплевать? Сидишь, жрёшь…
- Нет. Мне не наплевать. Я к нему не успел – был на другом конце поля. Его без меня увезли. А сейчас как я могу ему помочь этим кипешем? Никак! Парашюты я в ангар занёс и опечатал, технику на стоянке зачехлил. Всё, мы тут реально больше не нужны. Бери сардельку – я все не съем.
- Зря ты их на клаву кладёшь. Реклама утверждает, что количество микробов на клавиатуре в пять раз больше, чем под ободком унитаза.
- А ты перестань срать на клавиатуру. Говорят – помогает.
К ним подошла Лизочка – секс-символ местного значения. В этой суете о ней как то разом все забыли, отчего в её организме образовалась острая недостаточность мужского внимания. К тому же Женька сегодня чуть было не совершил подвиг. Лизе хотелось по горячим следам причаститься к сиянию славы нового героя, потереться о него хвостом. И! Он же геройствовал сегодня ради женщины! Но не ради неё. Это надо было срочно исправить!
- Женечка, а ты бы меня тоже так погнался спасать?
- Нет.
Женька даже не обернулся. Смачно, с хрустом разгрыз горячую шкурку сардельки. Вода и капельки жира потекли по подбородку. Начнёшь тут головой вертеть – весь обсвинячишься.
- ??? Лизу он начинал тихо бесить
- Понимаешь, солнце, смысла никакого не было. Времени мало. Скорость. Успеть – нереально. Зато есть риск оглушить ударом… Или что парашюты перехлестнутся… Ну, или ты уже догоняешь человека, а он опомнился и смог открыть запаску. А тут ты прямо в купол влетаешь. И всё! Можно даже не распелёнывать – так сразу в саване и хоронить. Короче – бред всё это. Не рекомендую повторять в домашних условиях.
У Лизы от злости покраснели щёки
- Ты же мужчина! Ты должен…
- Стоп! Лизунчик, вот тебе я как раз нихрена не должен. Мы с тобой кто? Парень и девушка? Ни разу! По инструкции я должен проверить твою укладку парашюта, взвести прибор после третьей сирены и проследить за правильным отделением от самолёта. Дальше – сама! Это парашютный спорт, детка.
- Мудак! Трус!
- Мадам, вы непоследовательны. Впрочем, о чём я? Понимаешь, рыцарь сам выбирает, за какую даму отдаёт свою жизнь. Как-то так.
- Нормальный мужчина всегда сам бросится спасать женщину!
- Да не вопрос! Мы, герои, народ простой. Только то ж ради женщины всё! А ты здесь каким боком затесалась?
- ?!?!?!?!!!!
- Старая как мир игра. Мужчина – должен, женщина – красивая. :) Сначала ты мужчину за говно держишь, оскорбляешь, а потом ждёшь, что ради тебя он бросится под танк? Только потому, что ты женщина? Мадам, это звание предполагает чуть больше, чем наличие вагины. Это ещё и верность… и восхищение мужчинами… умение видеть в них их мужество, знание, как подчеркнуть это, сделать мужчине комплимент. Искреннее восхищение мужчинами вообще и своим единственным – в частности. Короче – приговорённый к подвигу требует чего-то взамен. Как минимум – отфильтруй мат из болтовни, солнышко…
- Да пошёл ты! Неудачник! Пидор!!!
Женька повернулся к Сергею
- Коллега, начинаю подозревать, что дискурс забрёл в логический тупик. Наша аргументация была гневно отвергнута. Доедайте последнюю сардельку, коллега. Никто нас тут не покормит, жрать они тоже не умеют готовить.
* * *
Утренняя прохлада. Сонные джипы вяло тычутся мордами в повороты трассы. Мимо, от аэродрома к городу, лихо проносится синий Дэу Матиз. Безумная коробчонка распугивает стада лакированных полноприводных бегемотов.
Водитель комментирует:
- Скорость 100. Самолёт начинает взлёт
- 120
- 140
- 160 Скорость принятия решения
Сергей глубоко вздохнул и, впервые в жизни, пристегнулся ремнём, сидя на заднем диване. Ему сейчас не хотелось ничего решать. Он вообще не любил геройствовать впустую.
Серые плиты аэродрома мелькают под фюзеляжем. Толчки шасси о бетонку сменяются ровной дрожью всего самолёта
- Время, фары. Взлетаем. Рубеж - 190. Номинал!
- На номинальном! Скорость растёт. Параметры в норме
- Скорость 130…
- 150…
- 170…
- 190… Скорость принятия решения. Решение, командир?
СКОРОСТЬ ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЯ
Сергей не боялся высоты. Он вырос возле отвесных стен гранитного карьера (пока это был единственный карьерный рост в его жизни). И когда предложили: «Хочешь прыгнуть с парашютом?» не сомневался ни секунды. С ним просто не могло ничего случиться. С кем угодно – только не с ним! Ведь вся эта жизнь – про него. И вот, линия жизни на руке – длинная. Значит – жить будет долго. Ну, вот, длинная же! А прыжок это - событие, это – настоящее!
Их набралось с десяток перворазников. Наземная подготовка, тренажёры - всё казалось потрясающим приключением. Они отрабатывали отделение от самолёта, приземление, развороты в подвесной системе, нештатные ситуации. Чувствовали себя невероятно крутыми. Старались громко обсуждать (так, чтобы слышал весь троллейбус) как это опасно – если купол нахлестнет на хвостовое оперение самолёта. А потом наступил миг, когда им бросили под ноги скомканные простыни парашютов. И небрежно процедили сквозь зубы: «У вас час на укладку. Кто не успеет до темноты – завтра не прыгает». И лихое приключение стало проблемой.
Нет, в целом – всё знакомо. Но нюансы… Ищем красную стропу, №14… Купол – гармошкой. Потом – делим его на три части и – в «юбку». Кто-то помнит, что дальше? А ты как делал? А это – точно правильно? Стропы – в газыри. А, нет! Надо проверить, чтобы не было перехлёстов. Вроде не было… Или были? Контрим двухконтурный замок. Укладываем вытяжной парашют. Тоже контрим. А как? Ниткой или верёвкой? И спросить-то не у кого. Инструкторы вьются только вокруг симпатичных девчонок.
Накрапывал дождь. Быстро темнело
- Неправильно! На переукладку! Всё с начала! И быстрее! У тебя 20 минут!
- А хоть запаски нам инструкторы укладывают?
- Нет, такие же идиоты, как вы!
От того, что всё происходило так просто, буднично, Сергей перестал чувствовать себя Главным Героем. Теперь он ощущал реальную опасность. Вообще он не боялся, он боялся в частности. Пугали детали, подробности. Завтра он вышагнет из самолёта с ЭТИМ парашютом. И ЭТОТ парашют либо раскроется, либо – нет. Парашют вообще – обязательно открывался (их для этого и делают), но вот завтра утром… конкретный ЕГО парашют… Номер 118… С выгоревшим ранцем… Уложенный впопыхах…
Отказаться? Или прыгнуть? Весело, заманчиво… Но надо ли? Или отложить? Потренироваться. Куда спешить?
Ночь была тёплой, как выдох. Пропитанная сиренью. Рисковать не хотелось. Совсем. Но упускать такую возможность… И Сергей решил – завтра он прыгнет.
* * *
Утром сердце колотилось под самым кадыком. От страха? Нет, от возбуждения.
Три щелчка – застёгнута подвесная система. На спине – тяжёлый парашютный ранец, на животе выпирает подушкой запаска. Их восьмёрка новичков только что прошла предстартовый осмотр. Столпились, нервно вертят головами, похожие на стайку беременных сурикатов.
К ним подошёл спортсмен-второгодник - Летучий Засранец. Дохнул горячим кисляком перегара: «Зря вы, салаги, камуфляж напялили. Трупы потом в траве хрен найдёшь. А вот шлемы – это правильно. А то мы задолбались мозги по всей взлётке собирать…» Засранец получил кличку за то, что приземляясь в поле, нырнул в гору навоза. Физически отмылся, а вот морально – уже никогда.
Чёрное жерло люка в самолётном борту загромождало монументальное величие выпускающего инструктора – это ВиктОр. Говорят, что робких прыгунов он вгоняет коленом в люк, как бильярдные шары в лузу. Придаёт импульс и вектор.
Помощники выпускающего – Женька и Галчонок. Сосредоточенные, насупленные. Они перешагнут порог последними, когда самолёт наберёт 4000 метров высоты. У них сегодня затяжной прыжок, который надо продумать во всех деталях.
Сергей тоже много раз представлял себе свой выход в атмосферу. И не угадал. Он мечтал твёрдой походкой подойти к обрезу люка, образцово оттолкнуться правой ногой и…
Их болтало в самолёте, как глистов в игривом кенгуру. А картинка снаружи была вовсе не похожа на Google Earth, или на парение в облаках. Твердь оказалась слишком близкой. Можно было отчётливо разглядеть внизу каждое деревце, шахматную доску огородов. Это всё путало. Шагать наружу было нелепо, как выходить в окно пятого этажа. Стало ясно, что он сейчас не вылетит из самолёта В ВОЗДУХ, а спрыгнет на ЭТУ ЗЕМЛЮ. С большой высоты. И спинной мозг приказал: «Стоп! Нельзя! Высоко!» А головной мозг ответил: «Ты с парашютом» А спинной: «Что это? Бросьте эти модные штучки! Я всю жизнь высоту на глаз меряю, вы меня учить будете? Сюда нельзя! Ищите лестницу!» Сергей почувствовал – он не сможет шагнуть. Ноги не послушаются.
Кукурузник лёг на боевой курс. Сейчас последний раз рявкнет сирена, рука выпускающего хлопнет по плечу. Отказываться поздно! И Сергей разозлился. На себя, на свой страх. Решил: как только услышит команду выпускающего – сразу, как дурной, сиганёт вперёд. И только потом начнёт бояться. Мозг трепыхнулся и выключился. Сознание заволокло липким пьяным туманом. Всё стало, будто во сне.
Он не помнил, как выходил в люк, но в память опять врезалась дикая, нелепая деталь – его ботинки. Синие. Болтающиеся на высоте тысячи метров над землёй. Всё время, пока парашют раскрывался, он только на них и смотрел. Его ноги, ботинки, а под ними – пустота. Эта странность – очень много НИЧЕГО под ботинками – стала самым ярким впечатлением от прыжка.
Он падал и спал. Вдруг мозг взорвала мысль: «Кольцо!» Поздно. Трос выскользнул слишком легко – автоматика самостоятельно отсчитала положенные три секунды и открыла парашют. Шелест. Хлопок. Звон строп, натянувшихся, как гитарные струны. А над головой тугой белый парус закрывает полнеба.
И тишина. Абсолютная. До звона в ушах.
Сергей боялся пошевелиться – тонкая лента подвесной системы стала единственной точкой опоры для его задницы. А под ней – без малого километр. Чихнуть страшно!
От удара о землю клацнули зубы. Он упал в запечённую на солнце полынь. Счастливый. Вольный. Аэродромное поле было таким… прочным, надёжным, испытанным. А небо? Сергей запрокинул голову… Расплавленная, выгоревшая синева. Неподвижные растрёпанные пушинки облаков. Под ними крутится на ветру разноцветный носовой платок… Парашют? Беспомощная тряпка на ветру. Без человека. А от ангаров по полю прыгала санитарная машина.
* * *
Женя лежал на упругом ревущем потоке воздуха. Обнимал руками полную охапку пульсирующего неба. Весело!!! Щёки сдувало на затылок. Чуть разомкнул губы – набило полный рот ветра. Лихой падёж! Женя становился сильнее, ловчее, быстрее всякий раз, когда вот так рассекал телом встречный ураган. Ему не нужны были зрители, чужой восторг. Он просто знал – это его Дело. Он родился, чтобы так падать. Летать вниз. Всё, что было до и после, на земле, было уже не о нём и не для него. Настоящее втискивалось в эти короткие сквозные секунды.
Краем глаза косился на высотомер. 1400… 1200… 1000… Пора, пожалуй. Или ещё чуть-чуть? Решил – откроюсь сразу после Галчонка. Сверху отчётливо видно её узкую спину, острые плечи…парашют…и… что это за яркая тряпка? Твою налево!!! Это же медуза! Вытяжной! Зацепился за ранец. У Жени не было времени, чтобы как следует испугаться. Самый дальний уголок мозга понимал: опасно, мало времени. Но додумывать до конца не стал. Он видел перед собой только хрупкое тело Галчонка, которое медленно-медленно догонял. Сам не знал – зачем? Ловить? Прижать к себе? Вдвоём приземляться на его крыле? Надо ещё успеть затормозить, подойти к ней мягко, иначе они столкнутся на скорости под 200 километров… А нету у него времени ни на мягко, ни на аккуратно! Земля обманчиво замедлила свой бег навстречу, замерла на месте. Женя знал – врёт! Сейчас она сиганёт в лицо, одним длинным прыжком проскочит последние сотни метров.
Не смотреть вниз!
Женя чувствовал: всё, что он сейчас делает – ПРАВИЛЬНО. Без всяких «зачем?» И от этой своей правоты действовал, как робот – упрямо, чётко, расчетливо. Мозг работал спокойно, будто думал о ком-то чужом: скорость падения – 50 метров в секунду… Стометровка за два вдоха… Открыться не ниже 300. Значит в запасе – 700 метров. И 14 секунд. Потом… Никакого «потом» для Жени больше не было.
Он подумал о себе только после того, как Галчонок вышла из ступора и открыла запаску. 400 метров… 300…200… Хотел ещё проследить за тем, что её купол нормально наполнится… Но Галчонка резко бросило высоко вверх. Вернее, Галка-то осталась на месте, это он…
Вот зара-а-аза! Низко! Слишком низко!
Женя даже не потянулся к кольцу основного парашюта. Смысла уже не было. Сразу дёрнул запасной – тот меньше, быстрее наполнится. Наверное…Если ещё успеет… Стропы обожгли левую щёку, сбрили кожу. С хрустом трепыхнулось что-то огромное над темечком. Успел! У него даже остались две секунды, чтобы сжаться перед ударом и подумать: «Щаз вмажусь! Ну, и побьюсь же!»
В штатном режиме запаска тормозит падение до 7 метров в секунду – скорость резвого велогонщика. Он падал быстрее.
Снова смог дышать… Смахнул с лица кузнечика… Прохрипел зачем-то: «Дура конченая! Убью нахрен!» Повернул голову к самолётной стоянке… и устало удивился: санитарная машина неслась вовсе не к нему.
* * *
Обдирая пуговицы, ВиктОр втиснулся в люк, щурился вслед улетевшим разникам. Те падали влево и вниз, похожие на семечки одуванчиков. Оживляли пейзаж силуэтами скукожишихся и обосравшихся от страха эмбрионов. Вытяжные парашюты цепко прихватили прыгунов за шкирку – теперь никуда не рыпнутся. Ляпота! Майнают, и вертятся под стабельниками, как червяки на крючке. Быстро уменьшаются. Всё, растворились.
Дело сделано. Захлопнул дверь – в самолётной утробе потемнело. Пристроил полупопие на жёрдочке-сидушке (для каких карликов их ваяли?) Пахло горячим железом. Грохочущий короб десантного отделения рывком задрал пол, как шлюха юбку. Пошли вверх. Уши заложило.
Теперь ждём пока старушка-аннушка выкарабкается на четыре километра. Круг за кругом, вязко, медленно, как часовая стрелка. Спотыкаясь о каждую воздушную яму. Жарко сегодня – движок хрипит, запыхивается. Струйки пота щекочут спину – и ведь не почешешь под парашютом. Высотомер замер на отметке 2800, ВиктОр зачем-то даже постучал по нему ногтем.
Как-то само собой вспомнилось: первый прыжок, учебка воздушно-десантных. Молодые здоровые лоси, которым весь мир по-колено. Первая любовь. У неё был низкий, грудной голос, от которого сердце сбивалось с уставного строевого шага. Потом – внезапная беременность. Когда уже дело шло к расставанию. Надо было принимать какое-то решение, а времени было предельно мало – их перебрасывали в Таджикистан, на афганскую границу… Возможно – и за границу. Родители надавили, заистерили. А он – что? Сэр – джентльмен, даму не бросит. И не бросил.
Не надо было этого делать! И себе жизнь сломал, и ей, и ребёнку…
Не прижилась она у него, как орхидея в заполярье. Он был ей как болгарский язык – не родной, а родственный. И близкий, и ни хрена не понятный. Обоим в тягость была такая семья. Ругались. Тянули, сколько могли. И – всё равно расстались. Только поздно. Когда уже полжизни прошло.
Потом… Он изучал географию по всем гарнизонам страны. Носился, как всполошившаяся птица в луче фонаря. Времени на отношения не было. Дальше – школа милиции. Работа сельским участковым. Укоренился. Раздался вширь. Одним махом постарел. Теперь он возбуждал не женщин, а уголовные дела.
Серево будней неожиданно раскрасил аэроклуб. Он был нужен этим балбесам. Вообще вся аэродромная жизнь теперь держалась на нём. А ему – не в тягость. Наоборот, ВиктОр лет на десять молодел здесь. Как-будто его …
Две сирены. Пора!
Второй звонок, блин! Представление начинается!
- Ну, что, падшие души? Метнёмся навстречу ветру? Сейчас, салаги, дедушка Витя покажет вам, как надо прыгать!
Одна сирена!
Первая четвёрка, с мешками, тряпками – на выход!
Спортсмены по одному проходят обрез люка, ложатся в поток, набегающий от винта. Их тут же сдувает назад. ФУХ! И – никого. Картина пустого неба в алюминиевой рамке.
Теперь – они. В душе дурная детская радость.
И-и-и… ПОШЛИ-И-И!!!
ВиктОр отчётливо видел всю чехарду, которую устроили Женька с Галчонком. Рявкнул, будто они могли его слышать: «Куда?! Куда ты лезешь, придурок?!! Чем ты ей поможешь? Хочешь трупы удвоить? Коза, проснись! Запаску дёргай! Пора!» Ну! Ну-у!!! НУ-У-У!!!! Успеют? Парашюты вышли из ранцев… Плеснулись белыми кишками… Вспучились, надулись… Есть!
И тут он увидел такое, от чего сжались челюсти, захрустели зубы – внизу какой-то кретин произвёл отцепку основного парашюта… На предельно малой высоте… Крыло закрутило на ветру змеем, ярким лоскутом. Прыгун закувыркался, чёрной точкой ушёл к земле. Как-то спокойно подумалось: «Теперь точно не успеет».
Всё. Хана! Всмятку.
* * *
Таки, вчера они реально укушались! Пришлось шифроваться от ВиктОра. Зато вечер удался. Хех, он показал тёлкам свою фирменную фишку: облил сосиски спиртом и поджёг. РомантИк, мля! Славно было, уютно. Расходиться не хотелось вовсе. Досиделись до четырёх часов утра. А подъём в семь. Звиздец! Ну, нафига так? Теперь весь день вырубает. Глаза слезятся на солнце, тянет прикрыть их на секунду. И – всё. Уже не откроешь. Сразу засыпаешь. И во рту – будто кошки насрали… Ведь знал же, знал – утром будет хреново! Почему не ушёл пораньше? Из-за баб? Да ладно! Бабы Засранца и так любили, как дурные. Особенно если посиделки, гитара, костерочек. Он был душёй любой компании. А бабьё – они душевные, они тянутся к таким как он. Не! Бабы ему вчера нужны были только как зрители, ради внимания. Вообще, когда на него смотрят – он крепчает, смелым становится. Если бы на него здесь не глядели так девки-перворазницы, не млели от его шуточек-смехуёчков – хрена бы он тут прыгал. Страшно же, сцуко! А так, смотрят – и он пьянеет, поднимает хвост. Бабы видят в нём героя, Засранца-Победоносца, и он сам начинает в это верить. Чует свою неуязвимость. Жаждет причинять добро всему миру. Хочет сразу мчаться, спасать кого-то… Но так, чтобы у всех на виду! Чтобы как в кино!
Голова запрокинулась назад, и он рывком проснулся. Перворазники уже вышли – дофига же он проспал.
Они с Женькой и Галчонком прыгали в первом заходе на точку. Нехотя побрёл к двери. Засранец тут был один из многих, здесь никто не млел от его показной лихости. Что не доставляло. Даже раздражало. Хотелось поскорее свалить от этих угрюмых морд. К девкам, к свету.
С нетерпением ждал высоты раскрытия. ВиктОр убьёт за преждевременное прекращение упражнения. А если парашют подхватит термиком, и затащит воздушного туриста за пределы поля – убьёт дважды. С особым цинизмом. И, сука, перед всем строем! Вот, что стрёмно!
Раскрылся. Потянул клеванты. Левая туже идёт. Как-то его раком несёт… Что-то неправильно. Хрен пойми – что… Только тогда он поднял голову…
Перехлёст, вот что! Сонливость упала в холодный живот, глаза широко раскрылись. Стропы петлёй накинуло на крыло и давит его, ломает форму. А запаску – нифига не задействуешь. Спортивный парашют, мать его! Тут длина строп у основного и у запаски одинаковая – обовьются и погасят друг друга. Надо дёргать отцепку. Избавляться от крыла. Которое уже раскрылось. Худо-бедно, но раскрылось. И тогда снова будет свободное падение. И неизвестность. Лотерея – второй запаски-то у него нет.
Засранец поёжился.
Может – как-нибудь так сойдёт? Площадь крыла, вроде, немаленькая осталась… Ну, только управляться не получится, приземлится как на нейтральном куполе. Кстати, а куда? Ага, чудненько, несёт в деревья. Представилось: он со всего маху натыкается животом на ветку и висит, корчится как жук на булавке.
Поколебался ещё минуту – может пронесёт? Да, и низко уже, поздняк трепыхаться.
Блин, да пока я думал, уже бы успел и раскрыться!
И наверняка всю эту перепихню неэстетичную увидит Лизка из первогодников… А он с хрустом повиснет на дереве, будет мотылять ногами, пока его не снимут. Позорище!
И Засранец потянулся к левому плечу, нащупал мягкий хват отцепки.
И только когда в ушах снова засвистело, вспомнил, что не посмотрел на высотомер.
Купол уже вышел, начал наполняться, когда он понял, что отчётливо видит на земле каждую травинку. А с какого фига? Высоко же ещё! Реально высоко! Оп-па! Да он не выше, чем крыша дома! Ему не хватило секунды две-три. Руки стали ватные. Он уже ничего не делал – просто смотрел, как к лицу приближается жёлтая глинистая дорожка.
- Не может быть!!!
Короткий глухой удар.
Корова на поле нервно фыркнула, обернулась на звук. Сглотнула недожёваный жмых и промычала: Му-у-у-удак!!!
* * *
Все носились взвинченные. У каждого спортсмена разом нашлось дело, а перворазники просто не знали в какой угол приткнуться, чтобы не путаться под ногами. Они чувствовали себя здесь явно лишними. Но уйти просто так, когда случилась беда, было ещё неправильнее.
Санитарная машина с врачом и аэродромным начальством умчалась в город – это было в два раза быстрее, чем вызывать сюда скорую. У Засранца (которого, кстати, звали Гена) было распухшее, перекошенное лицо и неестественно вывернутые руки. Его спасло только то, что запаска всё-таки начала наполняться и притормозила падение.
Сергей наконец-то нашёл свой якорь в этом бурлении перепуганных людей. Возле ангаров сидел Женька с криво-косо забинтованной головой и жевал батон с сарделькой, используя вместо стола раскрытый ноутбук.
- Ты чего такой спокойный?
- А я что могу сделать? Как эти дурни - метаться и орать? Успокаивать себя иллюзией действа? Они же сейчас тоже на толпу играют, как Засранец любил… любит. Хотят чувствовать себя в центре событий.
- Тебе, что, совсем наплевать? Сидишь, жрёшь…
- Нет. Мне не наплевать. Я к нему не успел – был на другом конце поля. Его без меня увезли. А сейчас как я могу ему помочь этим кипешем? Никак! Парашюты я в ангар занёс и опечатал, технику на стоянке зачехлил. Всё, мы тут реально больше не нужны. Бери сардельку – я все не съем.
- Зря ты их на клаву кладёшь. Реклама утверждает, что количество микробов на клавиатуре в пять раз больше, чем под ободком унитаза.
- А ты перестань срать на клавиатуру. Говорят – помогает.
К ним подошла Лизочка – секс-символ местного значения. В этой суете о ней как то разом все забыли, отчего в её организме образовалась острая недостаточность мужского внимания. К тому же Женька сегодня чуть было не совершил подвиг. Лизе хотелось по горячим следам причаститься к сиянию славы нового героя, потереться о него хвостом. И! Он же геройствовал сегодня ради женщины! Но не ради неё. Это надо было срочно исправить!
- Женечка, а ты бы меня тоже так погнался спасать?
- Нет.
Женька даже не обернулся. Смачно, с хрустом разгрыз горячую шкурку сардельки. Вода и капельки жира потекли по подбородку. Начнёшь тут головой вертеть – весь обсвинячишься.
- ??? Лизу он начинал тихо бесить
- Понимаешь, солнце, смысла никакого не было. Времени мало. Скорость. Успеть – нереально. Зато есть риск оглушить ударом… Или что парашюты перехлестнутся… Ну, или ты уже догоняешь человека, а он опомнился и смог открыть запаску. А тут ты прямо в купол влетаешь. И всё! Можно даже не распелёнывать – так сразу в саване и хоронить. Короче – бред всё это. Не рекомендую повторять в домашних условиях.
У Лизы от злости покраснели щёки
- Ты же мужчина! Ты должен…
- Стоп! Лизунчик, вот тебе я как раз нихрена не должен. Мы с тобой кто? Парень и девушка? Ни разу! По инструкции я должен проверить твою укладку парашюта, взвести прибор после третьей сирены и проследить за правильным отделением от самолёта. Дальше – сама! Это парашютный спорт, детка.
- Мудак! Трус!
- Мадам, вы непоследовательны. Впрочем, о чём я? Понимаешь, рыцарь сам выбирает, за какую даму отдаёт свою жизнь. Как-то так.
- Нормальный мужчина всегда сам бросится спасать женщину!
- Да не вопрос! Мы, герои, народ простой. Только то ж ради женщины всё! А ты здесь каким боком затесалась?
- ?!?!?!?!!!!
- Старая как мир игра. Мужчина – должен, женщина – красивая. :) Сначала ты мужчину за говно держишь, оскорбляешь, а потом ждёшь, что ради тебя он бросится под танк? Только потому, что ты женщина? Мадам, это звание предполагает чуть больше, чем наличие вагины. Это ещё и верность… и восхищение мужчинами… умение видеть в них их мужество, знание, как подчеркнуть это, сделать мужчине комплимент. Искреннее восхищение мужчинами вообще и своим единственным – в частности. Короче – приговорённый к подвигу требует чего-то взамен. Как минимум – отфильтруй мат из болтовни, солнышко…
- Да пошёл ты! Неудачник! Пидор!!!
Женька повернулся к Сергею
- Коллега, начинаю подозревать, что дискурс забрёл в логический тупик. Наша аргументация была гневно отвергнута. Доедайте последнюю сардельку, коллега. Никто нас тут не покормит, жрать они тоже не умеют готовить.
* * *
Утренняя прохлада. Сонные джипы вяло тычутся мордами в повороты трассы. Мимо, от аэродрома к городу, лихо проносится синий Дэу Матиз. Безумная коробчонка распугивает стада лакированных полноприводных бегемотов.
Водитель комментирует:
- Скорость 100. Самолёт начинает взлёт
- 120
- 140
- 160 Скорость принятия решения
Сергей глубоко вздохнул и, впервые в жизни, пристегнулся ремнём, сидя на заднем диване. Ему сейчас не хотелось ничего решать. Он вообще не любил геройствовать впустую.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2013-07-02 04:53 pm (UTC)no subject
Date: 2013-07-06 04:01 pm (UTC)